Экспертное мнение члена Общественной палаты Северной Осетии, журналиста Олега Цаголова.
Как и следовало ожидать, спецоперация России на Украине расколола мир на две части: пацифистов и реалистов. Речь не идёт о странах и народах, действующих по чужой указке, а об отдельных личностях, как участвующих непосредственно в военной операции, так и искренне проникнутых болью за тех, кто страдает в результате этих действий.
Понятие пороговой чувствительности касается боли физической, которую можно измерить лабораторно, но вот, что касается боли душевной, то нет ещё в науке таких градаций, на которые можно было бы её поделить. Наличие совести и душевной боли за другого отличает нас от животных, чувство сострадания к которым в человеческом обществе выросло за последнем столетии прямо пропорционально темпам потери сострадательности к себе подобным. По крайней мере, бездомные собаки чаще обретают пристанище в питомниках, чем бездомные люди — крышу над головой.
В самой России помимо пацифистов и реалистов я бы назвал ещё и третью категорию: «терпил поневоле» — эдакую ипостась пресловутой «пятой колонны». Но не той, которая с душой нараспашку выходила на Болотную площадь, а тех, кто держал до поры до времени камень за пазухой, чтобы теперь бросить его в наш огород из дальнего зарубежья. Но камень этот может обернуться для них и бумерангом…
Истинные пацифисты симпатичны мне своим чистосердечием. Пацифизм стал не только философией мира, но и основополагающим принципом политики в некоторых странах. Взять, к примеру, этико-политическое учение конфуцианства: добросердечие, справедливость и лояльность. Но иногда и пацифизм может отойти от своих основополагающих принципов во имя мира «любой ценой» и стать подлинно воинствующим мировоззрением.
Что, собственно, и происходит сейчас в России, судя по отдельным проявлениям в социальных сетях: любое поражение живой силы противника приравнивается некоторыми пользователями к уголовному убийству. Чего не было, скажем, даже в Гражданскую войну, когда брат в прямом смысле шёл на брата. Тем более, в Великую Отечественную войну, когда не было сомнений в том, кто наш враг. В чём причина?
Причина, на мой взгляд, в том же, в чём она была и во время первой чеченской операции, когда либеральная журналистика вовсю браталась с Басаевыми и Удуговыми. Тогда это называли «стокгольмским синдромом», характеризующим паталогическую симпатию, возникающую между жертвой и агрессором.
Пацифисты категорически не приемлют противления злу насилием, что и проповедовал в своё время Лев Николаевич Толстой- «толстовство». Но, как ни странно, существует международное гуманитарное право, право войны, представляющее собой совокупность международно-правовых норм и принципов, регулирующих защиту жертв войны. И это положение распространяется на военный конфликт России с Украиной, в течении восьми лет пытавшейся силой оружия вернуть сепаратистские Донецк и Луганск в прокрустово ложе оголтелого национализма. С этой точки зрения действия России вполне укладываются и в понятие «принуждение к миру». Всё зависит от того, с какой точки зрения взглянуть на события, на которые Запад смотрит исключительно с точки зрения «миротворцев», подливающих масло в огонь.
Отвергая войну под любым предлогом, мы отказываем жертвам становления «самостийности» Украины в праве на свободу самоопределения. Мне могут возразить, приведя в пример Чечню 90-х, но тогда бунтарская республика могла вполне стать плацдармом международной реакции для последующего разрушения России. А Донецк и Луганск требовали для себя лишь соблюдения элементарных прав человека: сохранения родного языка, культуры и традиций предыдущих поколений отцов и дедов.
Боль физическая и душевная — фактор антигуманный. Мы боимся боли и стараемся её избегать. Но бывают ситуации, когда душевная боль очищает и облагораживает человека состраданием к ближнему. Но разве хирург,спасающий пациента от смерти, страдает снижением порога душевной чувствительности? И разве всякий, протестующий против справедливой войны — пацифист, а не трус, старающийся спрятаться за спины тех, кто гибнет на поле брани?
Война обедняет генофонд нации, вот почему поколения, пришедшие на смену поколению героев-фронтовиков позволили развалить проходимцам СССР: погибают-то всегда первыми пассионарии! И не надо равнять добровольца с наёмником, которому всё равно в кого стрелять: война, якобы, всё спишет. Не спишет и счёт будет предъявлен каждому, кто в ней виноват. Но давать оценки происходящему, сидя в мягком офисном кресле и возомнив себя «клавишным героем», могут только те, кто на большее не способен. И когда парня из Владикавказа, которого многие в осетинском сегменте знают по его высокохудожественным панорамным снимкам родной природы, его московский ровесник упрекает в том, что он обрёк себя на участь «тупорылого пушечного мяса», тот скромно отвечает: «Мне здесь, на передовой, намного лучше видно панораму жизни!»
И как расценить гнев бойца, назвавшегося Зауром, который эмоционально поведал о том, почему его друзья и однополчане, невзирая на потери, ворвались в жилой дом, где окопались «азовцы», и не оставили никого из них в живых: на их глазах нацисты расстреляли мать с ребёнком, пытавшихся спастись из дома бегством.
Пороги болевой чувствительности у людей разные: одни боятся укола, а другие, как большевик Камо, делают вид, что не испытывают боли вообще. Даже, если ему загоняют иголки под ногти. Одни терпят ужасы войны во имя светлого будущего, другие бьют своей нестерпимой болью в вечевой колокол. Кто из них имеет больше прав на самовыражение? Время рассудит…
